– Бабушка говорила, если ты не в состоянии купить то, что есть у другого, или сделать себе такое же, то не стоит и дальше хотеть это. Подобное желание называется завистью, а зависть может превратить тебя в вора быстрее, чем масло тает на горячей сковороде.
– Ну уж прости, что я, дурак эдакий, не могу построить нам машину с нуля, – сказал мистер Лисс.
– Я не называл вас дураком. Я никого не обзываю. Это невежливо. Меня самого часто дразнят.
– А я люблю обзывать людей, – промолвил мистер Лисс. – Меня это радует. Мне приятно дразнить других. Маленькие дети почти всегда плачут от того, как я их обзываю. И никто не смеет говорить мне, что я не могу делать того, что приносит мне столько невинного удовольствия.
Мистер Лисс уже не выглядел таким страшным, как давеча в тот же день. Коротко подстриженные седые волосы старика все еще торчали во все стороны, будто напуганные гадкими мыслями в его голове. Лицо мистера Лисса до сих пор морщилось, словно он только что откусил кусок лимона, глаза оставались такими же опасно-голубыми, как язычки газового пламени, крошечные лоскутки сухой кожи все так же топорщились на его потрескавшихся губах, а зубы были серыми. Казалось, он мог неплохо существовать без еды или воды, питаясь одной лишь злостью. Однако определенная доля страха, который он внушал, отступила. Порой он мог даже вызвать симпатию.
Намми никогда не злился. Он был слишком глуп, чтобы злиться. И это одно из преимуществ того, что ты действительно глуп, настолько, что тебя даже не заставляют ходить в школу: твой мозг не способен задуматься так серьезно, чтобы из-за чего-то разозлиться.
Он и мистер Лисс были странной парочкой, напоминающей тех чудаковатых двоих, которых Намми видел в некоторых фильмах. Там эти закидонистые люди всегда копы, один из них спокойный и добрый, а второй сумасшедший и смешной. Намми и мистер Лисс точно не были копами, однако они действительно очень отличались друг от друга. Мистер Лисс был сумасшедшим и смешным. Вот только не очень смешным.
Намми уже исполнилось тридцать, а мистер Лисс, похоже, был старее всех живущих на свете людей. Намми – пухлый и круглолицый, с веснушками, а мистер Лисс как будто состоял из одних костей, хрящей и толстой кожи с миллионом складок, как на старой истрепанной кожаной куртке.
Иногда мистер Лисс казался таким интересным, что от него невозможно было отвести взгляд, как от таймера бомбы в кино, на котором сменяют друг друга маленькие красные цифры. Однако порой, если слишком долго смотреть на него, возникала усталость и приходилось отворачиваться, чтобы дать глазам отдохнуть.
Снег, на вид очень мягкий и холодный, парил в темноте, словно крошечные ангелы в белых одеяниях.
– Снег очень красивый, – сказал Намми. – Сегодня хорошая ночь.
– О да, – отозвался мистер Лисс. – Это волшебная ночь, потрясающая красота, куда ни глянь, красивей всех чудесненьких рождественских открыток, сколько бы их ни выпускали, вот только бешеные монстры марсиане по всему городу жрут людей быстрее, чем дробилка может смолотить чертову картофелину!
– Я не забыл про марсиан, – сказал Намми. – Если они марсиане. Однако ночь все равно красивая. Так что вы хотите делать: доехать до окраины города и посмотреть, там ли еще полицейские с блокпостом на дороге?
– Они не полицейские, парень. Они чудовища, которые притворяются копами, и они будут там, пока не сожрут всех в городе.
Мистер Лисс ехал медленно, иногда задняя часть машины виляла или скользила то к одной обочине, то к другой. Он всегда перехватывал контроль раньше, чем они во что-то ударялись, но им уже требовался автомобиль с цепями на колесах или на зимней резине.
Если мистер Лисс угонит другую машину с цепями на колесах и если Намми поедет с ним, зная с самого начала, что это воровство, он, наверное, и сам превратится в вора. Его вырастила бабушка, так что плохие вещи, сделанные Намми, наверняка станут ее позором перед Господом, рядом с которым она сейчас.
Намми сказал:
– Вы не узнаете, там ли чудовища-полицейские, пока не поедете и не посмотрите.
– А я знаю и так.
– Как вы можете это знать?
– Да потому, что я ужасный гений, – сказал мистер Лисс, брызгая слюной и сжимая руль настолько сильно, что костяшки его пальцев стали острыми как ножи. – Я просто знаю такие вещи, мозг у меня вот такущий. Сегодня утром в тюрьме мы двух минут не были знакомы, а я уже понял, что ты дурачок, разве нет?
– Это правда, – признал Намми.
На перекрестке перед ними полицейская машина проехала с юга на север, и мистер Лисс сказал:
– Это плохо. На машине нам из города не выбраться. Придется найти другой способ.
– Наверно, мы сможем выбраться так же, как вы забрались в него. Я всегда хотел покататься на поезде.
– В холодном пустом товарном вагоне не очень-то волшебно и забавно, поверь мне. Что ни говори, а депо у них тоже под колпаком.
– Ну, летать мы не можем.
– О, не знаю, – сказал мистер Лисс. – Если твоя черепушка настолько пуста, как кажется, я могу привязать к твоим ногам корзину, задуть в нос горячего воздуха и улететь на тебе, будто на старом большом воздушном шаре.
Примерно квартал Намми размышлял об услышанном, а старик включил стеклообогреватель, и ветровое стекло, начавшее индеветь по краям, снова очистилось. Затем он пробормотал:
– Это совершенно бессмысленно, разве что вы пытаетесь сказать гадость.
– Возможно, ты прав.
– Я не знаю, почему вы постоянно так делаете.
– У меня это хорошо получается. А людям нравится делать то, что у них хорошо выходит.