Город мертвых - Страница 25

Он жестом позвал Даггета за собой. Фросту можно было не смотреть, чтобы угадать реакцию напарника на отвратительный предмет. Внезапный резкий вдох и беззвучная горловая рефлексия выражали крайнее омерзение, подтвердив ужас и шок Даггета.

На миг Фросту показалось, что глаз вот-вот повернется в своей мясистой глазнице, сосредоточится на нем или что язык может дернуться и пошевелиться в похабном жесте. Но эти ожидания были только плодом разыгравшегося воображения. Язык и глаз на кровати являлись мертвой тканью, способной на движение не больше, чем зубы с обломка челюсти могли бы жевать под собой ковер.

Простой пистолет и две запасных обоймы казались теперь не совсем адекватным вооружением против врага, с которым они столкнулись. События, происходящие в Рейнбоу-Фоллс, нельзя было рассматривать как обычную преступную деятельность или терроризм любого ранее виденного рода.

Фрост, словно отброшенный в детство, к замешательствам и страхам дошкольника, взглянул себе под ноги – он стоял в нескольких дюймах от стеганого покрывала – и подумал, не может ли что-то злобное прятаться под кроватью. Могло ли теперь обнаружиться нечто таинственное и при этом более реальное, чем все детские страхи, там, где раньше никогда не оказывалось Буки, тролля или любого другого ведьминого помощника?

Заклятие детской робости удержало его на месте лишь на миг и было сломано проявлением настоящей угрозы. Из темноты прилегающей ванной комнаты сквозь полуоткрытую дверь в безмолвие хозяйской спальни донесся звук, похожий на шум тысяч резко шепчущих голосов.

18

Переднее окно с пассажирской стороны разлетелось, когда Девкалион перевернул «Тойоту-Секвойю» на крышу. Мэйсон Моррелл отказался покидать перевернутый внедорожник, и тогда гигант выразил намеренье разбить также лобовое стекло, чтобы вытащить нерешительного воина из машины, хочет он того или нет.

Сэмми Чакрабарти убедил Девкалиона позволить ему провести переговоры со звездой эфира. Он сунул руку в разбитое окно, вытащил защелку, открыл пассажирскую дверь. Используя носок ботинка в качестве метлы, смел в сторону блестевшие на снегу осколки стекла, после чего опустился на четвереньки и залез в «секвойю».

Стоя на карачках на потолке перевернутого внедорожника, он видел Мэйсона под странным углом. Звезда эфира свисал вверх ногами с водительского сиденья. Точнее, не вполне свисал, потому что он не стал тратить время на то, чтобы пристегнуться ремнем безопасности, так ему не терпелось завести мотор и сбежать подальше. Свое положение он сохранял, крепко держась за руль и зацепившись пятками под сиденьем, насколько это было возможно. Из них двоих именно Мэйсон касался головой потолка. Сэмми обнаружил, что смотрит на друга сверху вниз, хотя положение внедорожника предполагало, что он должен бы смотреть вверх.

Единственным источником света, проникавшего в окна перевернутой машины, были голубоватые фонари парковки. Холодный воздух пах новым кожаным салоном и пряным лосьоном после бритья, которым пользовался Мэйсон. Не считая их дыхания, раздавалось лишь пощелкивание, позвякивание и стоны «секвойи», приспосабливавшейся к новым, непривычным отношениям с асфальтом.

– Мне очень жаль, что это случилось, – сказал Сэмми.

Голос Мэйсона прозвучал раздраженно, а не расстроенно:

– Так не должно было быть.

– Может, и не должно, но случилось. Станция оплатит ремонт.

– Это ты готов платить, а не Уоррен. Уоррен удавится за каждый пенни.

– Не забывай, – сказал Сэмми, – Уоррен Снайдер мертв. И та штука, которая выглядела как Уоррен, тоже мертва, а ее странные кишки лежат в студии на полу. Так что я теперь главный.

Стараясь не смотреть на Сэмми, Мэйсон мрачно сказал:

– Мы все умрем.

– Я в это не верю, – ответил Чакрабарти.

– Ну а я верю.

– Я тебе этого не говорил, – промолвил Сэмми, – но у меня большие планы на тебя и твое шоу.

– Это конец света. После конца света не будет никакого радио.

– Это не конец света. Это национальный кризис, только и всего. Если мы соберемся и защитим эту станцию, сможем предупредить о том, что здесь происходит, тогда лишь переломим ситуацию. Я всегда был оптимистом, знаешь ли, и мой оптимизм постоянно оказывался оправданным.

– Ты не просто оптимист. Ты сумасшедший.

– Я не сумасшедший, – сказал Сэмми. – Я американец. Эй, ты же тоже американец. Где твой дух победителя? Слушай, я планирую расширить формат твоего шоу, сделать его более эмоциональным, глубоким, реально дать тебе расправить крылья. Я хочу шире его рекламировать. С твоим талантом и моей твердой решимостью мы можем довести это шоу до регионального синдиката, потом национального, взять не пять других станций, а сотни. Ты можешь быть мужским вариантом доктора Лоры. Более гуманистичным доктором Филом.

– Я не доктор.

– Будешь им, если я скажу. Так и работает радио.

Несколько снежинок влетело в разбитое окно и затанцевало в белесом паре от их дыхания.

Сэмми было холодно. Стоять костлявыми коленями на тонкой обивке потолка оказалось больно. Странный угол заставлял его чувствовать себя героем одного из переворачиваемых снов в фильме «Начало». Но он улыбнулся и похлопал Мэйсона по плечу самым дружеским образом, словно говоря: «Я здесь ради тебя».

Нагнув голову вперед и скосив глаза вниз и в сторону, чтобы лучше видеть своего программного режиссера, Мэйсон сказал:

– Я высокий, и у меня телосложение футбольной звезды, так что люди считают меня крутым. Я не крут, Сэмми. Не думаю, что мне хватит силы справиться с давлением национального вещания.