Бабушка выслушала его до конца, ни разу не перебив, а потом сказала, что муха не хотела бы, чтобы Намми по ней плакал. Она сказала, что муха прожила счастливую жизнь, свободная, как птичка, исследовала все вокруг и всегда радовалась всему, что видела в мире, она играла в мушиные игры, ей не нужно было работать, ведь она ела крошки и другие бесплатные вещи, ей не нужен был дом, который надо содержать. А вот паук постоянно плел паутину, интриговал, либо работал, либо таился и ждал, что тоже в некотором смысле было работой. Паук не мог летать. Он жался по углам, пока мухи летали. Паук мог лишь смотреть на летающих насекомых и завидовать им. Паук жил в тени, в темноте, а жизнь мухи была полна света. Паук ел только мух и никогда не пробовал крошки от печенья или шоколадного батончика, ничего сладкого. Паук гордился тем, какой он умный, но, если всерьез подумать о ситуации, мухе жилось веселее. И, несмотря на то что муху ждал ужасный конец, она не знала, что подобная вещь может случиться с ней, а потому жила без тревоги. Паук же знал, что он делал с мухами, а значит, знал, что такое же могут сделать и с ним, какая-нибудь лягушка или птица. В общем, муха жила, свободно летая и не зная тревоги, а паук постоянно работал, жил в страхе и в тени, всего боялся и быстро ползал в поисках укрытий.
Обойдя гараж офицера Бозмана, Намми не обнаружил пауков в паутинах и рядом, зато нашел ключи к трем транспортным средствам на ключнице у открытой двери в кухню. Он знал, что один из ключей от снегохода, потому что видел, как Боз пользовался им. Намми отнес этот ключ мистеру Лиссу, который как раз перебирался через борт открытого прицепа.
Взяв ключ и указывая на снегоход, старик сказал:
– Думаю, что уяснил устройство этого мерзавца. Но, прежде чем соваться в эту дьявольскую бурю чертова столетия, давай найдем перчатки и как следует укутаем твои ноги.
Мистер Лисс вернулся в дом, к печальной мелодии пианино. Намми с неохотой последовал за ним, потому что не хотел встретить паука, оставшись один в гараже.
Обыскав шкаф в спальне, старик обнаружил непромокаемые ботинки. У мистера Лисса уже была хорошая обувь, а у Намми только ботинки. Мистер Лисс затолкал носки Бозмана в носки ботинок, чтобы они подошли Намми по размеру.
– Я не забираю эту обувь, – сказал Намми. – Просто беру ее на время.
Еще нашлось несколько пар перчаток. Для них двоих мистер Лисс выбрал две пары, у которых было то, что он назвал запястными завязками. Он мог потянуть за веревочки, чтобы перчатки хорошо сели по руке.
– Эти я тоже беру только на время, – промолвил Намми.
– Я тоже, – сказал мистер Лисс. – Я беру эти перчатки на время, оставшееся мне на земле, а когда я умру, как Бозман, я их ему верну.
У Боза был всего один шлем для снегохода, и он требовался мистеру Лиссу, потому что тот собирался вести машину, а Намми пришлось обойтись спортивной шапочкой. Он сможет натянуть ее на уши, когда они будут ехать быстро и поднимать холодный ветер.
– Но даже не думай, что это теперь твоя шапка, – сказал мистер Лисс. – Ты взял ее только взаймы.
– Я знаю, – заверил его Намми.
Мистер Лисс нашел красно-серый шерстяной шарф, которым Намми мог замотать лицо, когда они будут ехать сквозь снег.
– Ты понимаешь, что это тоже только взаймы?
– Понимаю.
– Ежели потеряешь его, я заставлю тебя расплатиться, даже если тебе придется до конца жизни работать на это.
– Я не потеряю, – отозвался Намми.
Из спальни Боза мистер Лисс отправился к арке гостиной, где ненадолго застыл. Он смотрел, как Ксерокс Боза играет на пианино.
А потом наконец сказал:
– Не знаю, почему не чувствую, что так будет правильно, но не чувствую. Я просто не могу убить его.
– Может, потому что вы не убийца.
– О, я еще какой убийца. Я убил больше человек, чем ты знал в своей жизни. Я готов убить большинство людей после первого взгляда на них. Некоторых я убивал лишь за то, что они улыбались мне и здоровались со мной.
Намми покачал головой:
– Не уверен, что вы это действительно делали.
– Тебе лучше не называть меня лжецом. Если кто-то называет меня лжецом, я его вскрываю, перемешиваю ему внутренности, зашиваю, и до конца своих дней он будет мочиться через левое ухо.
– Раньше вы говорили, что отрезаете язык и жарите его с луком на завтрак.
– Вот именно. Иногда так, а иногда я заставляю их мочиться через ухо. Зависит от настроения. Так что лучше не называй меня лжецом.
– Я не стану. Это было бы невежливо. А люди всегда должны быть вежливы друг с другом.
Когда они вернулись в гараж, старик нажал на кнопку, чтобы поднять массивные ворота. В помещение ворвался несильный ветер и целая уйма снега из темноты.
Уложив свое длинное ружье на верстак, мистер Лисс сказал:
– Не вижу способа взять его с собой. В сумки под седло оно не влезет. Придется надеяться, что пистолетов будет достаточно.
Пистолеты лежали в глубоких карманах его длинного плаща, а в других карманах было множество пуль к ним, тоже взятых взаймы из дома проповедника, который они сожгли.
Намми пробыл с мистером Лиссом меньше дня, однако за это время произошло столько всего, что хватило бы на целую жизнь. Рядом с мистером Лиссом скучать было некогда.
– Мы вытащим прицеп на дорожку и опустим скат прямо на снег, – сказал старик. – Но подожди. Дай мне надеть эту чертову штуковину.
Чертовой штуковиной был шлем, серебристый и черный с прозрачным щитком перед лицом.
Через круг из маленьких дырочек в шлеме, расположенных напротив рта мистера Лисса, донесся его голос:
– Как я выгляжу?
– Как космонавт.